Был еще у нас на хуторе такой случай.
В ту пору, когда страшные войны по всей земле уносили множество людских душ, казаки уходили биться с врагами. Иногда они возвращались домой с победой и тогда столы ломились от разных яств, а вернувшиеся герои рассказывали разные истории о походах. Но бывали случаи когда местным хуторянам приходилось видеть нечто диковинное, непонятное их разуму.
Служивший по тем временам казак Терехин вернулся с войны живой и невредимый. Из Туретчины привел он жену. Да только вид ее казался довольно странным — маленькая, толстозадая, вечно закутанная в шаль, коротконогая женщина. Ноги ее были сформированы по образу двух подушек, по той же причине носила эта турка шаровары, а нос был такой короткий, что придавал ее внешности причудливый вид. Звали ее тоже диковинно Шкара Шмарина. Турка сторонилась родных Терехина, потому жили поодаль, по базу ходила сгорбленная, кашеварить толком не умела.
Разное говорили о Шкаре Шмариной: одни утверждали, что красоты она была невиданной, другие — наоборот. что турка попалась Терехину последняя из никудышных…
По соседству мордвинка Мокша жила, все ворожила. Зайдет к ним в гости, по индюшечьи погутарит, вынюхает что почем и давай в стороне сплетничать. Как то однажды раскрасневшаяся Мокша, с платком, съехавшим набок, рассказывала сбившимся в кучу бабам:
— И что он нашел в ней хорошего? Хоть бы баба была, а то так… Зад большой, а ноги короткие одна срамота.
Глазюки у ней черные, здоровющие, стригеть ими, как сатана, прости Господи.
— И больно уж душная, так и преть от нее козлом, спасу нет. Пошел по хутору слух, что Шкара ведьмачит. Мокша Шутиха божилась, будто на Пасху, видела как Шкара Шмарина простоволосая и босая, доила на их базу корову. С тех пор ссохлось у коровы вымя, а затем корова издохла.
Любил Терехин свою турку уж больно шибко. Да детей у них не было и от этого муж Шкары дюже страдал. Как то привел он в дом приемыша — девочку Настю, сиротку малолетнюю. Ну тут и взъелась Шкара.
— Свези, да свези ты ее в приют, не то худо будет.
А девчушечка та приглянулась казаку и жаль ее и не по христиански это.
Все же Шкара настояла на своем и пришлось девочку обратно в приют вести, в уезд.
Только с той поры перестало ладится у них. И стал замечать казак, что спортилась баба его.
Еще боле стала Шкара по козлиному душная, мочи нету. Задыхается казак и все тут. Стали спать в разных углах. И задумал он сказать ей об этом. Что так мол и так, нужно с душным ее существом что то делать.
Лежит казак один на лавке, размышляет. В избе тихо. Слышно только, как Шкара похрапывает да ходики тикают. Разбудил ее. Похороводили хороводы по супружескому делу, а у мужа шмариного на уме: как ему быть? Сказать ей такие слова — дело не малое, а она еще,- и верно,- душная была — гниль какая-то в нутре у нее, сказывают, была. Не сказать — тоже боязно. Она ведь чужеродная, какую хошь пакость может выкинуть. Живи тогда с ней. А хуже того, стыдно перед людьми.
Делать нечего, сказал он ей, что хотел.
— Так мол и так, тяжело дескать ему жить с душной, потому и спит в другом углу. Только Шкара взъелась на него и слыхом не слыхивала она такой дерзости. Изготовила она одно снадобье. Видать знала толк в отравах. Да и стала подмешивать в еду мужу — то.
Захворал Терехин вскоре — да и хворый придумал от тоски и вечного вредства своей жены, ходить в лесочек за грибами. И все, слышь, ходит, а грибов домой не носит. На самом деле — то, ходил он к Настеньке сиротинке в приют проведывать.
Выследила Шкара куда он ходит и еще больше возненавидела сиротку.
Как то по осени ушел Терехин да и с концом. Вот его нет, вот его нет… Куда девался? Сообщили конечно в сыск, давай искать.
Нашли его, у высокой сосны мертвый лежит, ровно улыбается, и пустое лукошко у него тут же в сторонке валяется. Которые люди первые набежали, сказывали, что около покойника змею видели, да такую большую, каких и вовсе в наших местах не бывало. Сидит будто над покойником, голову подняла, а слезы у ей так и каплют, а глаза ну вылитые шмаринские, а нос как видно турецкий, короткий такой с горбинкой. Как люди ближе подбежали — она за пригорок, только ее и видели.
А как покойника домой привезли да обмывать стали — глядят: у него одна рука накрепко зажата, и чуть видно из нее образок свисает, а на нем как будто портрет Настеньки.
Стали тот образок из мертвой мужненой руки доставать, а он и рассыпался в пыль.
А? Вот она, значит, какая Шкара Шмарина!
Худому с ней встретиться — горе, и доброму — радости мало
Только с той поры Шкару Шмарину стали величать Мертвяковой. И жизнь у ней все не складывается.
Женихи — то от душного гнилья и вони долго не задерживались.
Прознала татарва, что Шкара овдовела. Стали присылать сватов.
Первый Избек старый татарин, за вонь не взял ее. Другой тоже утек. Следом заступил лысой каторжанин. Этого сама Шкара — Мертвякова спрудила. Там еще двое ли, трое каких-то были.
Так этих сожителей и стали дразнить, что они трое от одной девки убежали. Им это не полюбилось, конечно, они и сплели, будто Шкара не одна была, а за ней мертвяк стоял.
— Да такой страшный, что заневолю убежишь. Им поверили.
— Нечисто у Шкары -Мертвяковой в доме. Недаром она одна-одинешенька живет
— Тут и вовсе рехнулась мертвякова невеста. По ночам стала ходить в уезд к приюту, недалече, где мужа мертвого нашли, все покойника кличет. Да как будто поет, голос дрожащий, а во рту вроде камни или песок.
Как бы еще заведение не подожгла, с малого-то ума.
Прошло время. С горлопанства много денег не наживешь. Как то проходил мимо этой несчастной директор приюта, с виду ученый в пенсне и заприметил ее.
— Пойдем голубка в дом, говорит, расскажешь мне про беду свою. Турка хитра была:
— Дай думаю прикинусь несчастной,- а сама все Настеньку выискивает. Все ее винит за печаль свою.
Стала Шкара в начале посуду мыть в приюте и прибираться, а затем надсмотрщиком ее сделали, хитрая мертвякова невеста прикинулась невинной такой. Директор сжалился над ней и решил поставить к этой Шмариной ребятишек на выучку.
— Пущай-де переймут все музыкальные тонкости.
Только Шкара Мертвякова, учила шибко худо. Все у нее не так. Насадит детишкам по всей голове шишек, уши чуть не оборвет да и говорит директору:
— Не гож этот… Голоса у него нет и неспособный он. Толку не выйдет.
Директор добрый был человек, видно, верил Шкаре.
— Не гож, так не гож… Другого дадим… — И нарядит другого парнишку.
Ребятишки прослышали про эту науку… Спозаранку ревут, как бы к Шмариной не попасть.
А Шкара все лютует, ох и лютует! Такого от родясь не бывало. Из собак собака. Зверь.
В музыкальном деле она, вовсе не мараковала, а только могла сирот бить. Злая турка у себя на родине в хоре пела.
Сколько-то сирот до смерти забила, да еще которых за небольшие провинности.
А в этом приюте — владельцам — такого изверга подавай. Сразу назначили наставницей.
Как только она заступила на пост, такая на нее злость накатила, как еще не бывало. Проходя всех детей лупит. Все ей показать-то охота, что никого не боится. И все поглядывает на Настеньку, не знает как извести ее.
Видит Шкара , что Настенька шитьем увлечена и давай думки мерковать. Как то позвала она Настеньку к себе, та подошла, а Шкара и подает ей планку маленькую, концы шелком вышиты. И такой-то, узор на той планке, что в комнате светлее стало.
Иди-ко, Настенька, погляди на мое рукоделье. Коли поглянется, и тебя выучу… Видать, цепкий глазок-то на это будет!
Настенька так глазами и второпилась, а Шкара посмеивается.
— Приглянулось знать, доченька, мое рукодельице? Хочешь — выучу?
— Хочу, — говорит.
Вот Шкара и занялась Настеньку учить. Скорехонько она все переняла, будто раньше которое знала. Да вот еще что. Настенька не то что к чужим, к своим неласковая была, а к этой женщине так и льнет, так и льнет.
До того, слышь, вверилась этой женщине, что ведь сказала ей про образок-то!
— Есть, — говорит, — у меня дорогой мне образок от отца остался. Вот где красота! Век бы на него глядела.
— Мне покажешь, доченька? — спрашивает хитрая Шкара. Настенька даже не подумала, что это неладно.
— Покажу, — говорит, — когда в приюте никого из воспитателей не будет.
Как вывернулся такой часок, Настенька и позвала Шкару в подвал. Достала образок, показывает, а мертвякова жена поглядела маленько да и говорит:
— Надень-ко на себя — виднее будет.
Ну, Настенька, — не того слова, — стала надевать, а та, знай, похваливает:
— Ладно, доченька, ладно! Капельку только поправить надо.
Глаза у ней сверкнули, нехорошее задумала.
Подошла поближе да и давай пальцем в образок тыкать, а руки уже к шее тянутся.
— Встань-ка, доченька, пряменько.
Настенька встала, а Шкара и давай ее потихоньку гладить по волосам, по спине. Всю огладила, а сама наставляет:
— Заставлю тебя повернуться, так ты, смотри, на меня не оглядывайся. Вперед гляди, примечай, что будет, а ничего не говори.
Как только Шкара намерилась задушить сиротку, глядь, а в подвале стоит кто — то. Тут и голос ей почудился.
— Упреждаю тебя Шакара Мертвякова!
Турка на голос повернулся и повалилась. Ноги от земли оторвать не может. Глядит, а они по колено в пол вдавились. Вырвалась Шкара все ж таки, глядит а Настеньки да и след простыл. Притихла надсмотрщица, а как наверх поднялись, опять осмелела.
— Что то неладное в этом подвале деится.
Прошло время. Опять Шкара подманула Настеньку. А та и радехонька образок показать наставнице своей. Как только спустились в подвал, Настенька стала показывать образок — то. Руки Шкары опять легли на шею сиротке и здесь вновь раздался чей то голос.
Тут не сдержалась Шкара.
Ревет, слезами уливается.
— Эх, ты, — говорит кто — то, — погань! И умереть не умеешь. Смотреть на тебя — с души воротит. Оказался то казак Терехин, образ его стоял тенью в углу подвала.
Повел рукой, и Шкара Шмарина Мертвякова по самую маковку мхом покрылась.
А затем под землю и ушла.
Тут и нашей истории конец. Настенька подросла вскоре замуж вышла. А образок, что на память был подарен берегла до конца дней своих. Вот и весь сказ.
Атаманские байки
Автор Игорь Сокуренко
